167. Человек, искусственный интеллект и дзен

Прошлый эпизод оказался несколько провокационным, и часть аудитории весьма бурно отреагировала на те мысли, которые я там высказывал, из-за чего мне показалось правильным записать некий постмортем, для того чтобы разобрать те идеи, вопросы и ответы, которые прозвучали как в самом эпизоде, так и в комментариях на Youtube и в чате Телеграма. Что обсуждаем в этом эпизоде: 1. Становится ли психология хуже, если отнести её к религии? 2. Почему академическая или экспериментальная психология ничем не лучше с научной точки зрения, чем популярная психология? 3. Чем вообще занимается психология? 4. Что такое «кризис репликации» и как это влияет на наше доверие к результатам психологических исследований? 5. Определения религии. 6. Почему «невидимости» объектов в психологии и математики различны? 7. Об аксиомах и базовых положениях в психологии. 8. И как не создать новый культ? «ВОТ ОНИ — СМЕРТНЫЕ, — продолжал Смерть. — ВСЁ, ЧТО У НИХ ЕСТЬ, — СОВСЕМ НЕМНОГО ЛЕТ В ЭТОМ МИРЕ. И ОНИ ПРОВОДЯТ ДРАГОЦЕННЫЕ ГОДЫ ЖИЗНИ ЗА УСЛОЖНЕНИЕМ ВСЕГО, К ЧЕМУ ПРИКАСАЮТСЯ. ОЧАРОВАТЕЛЬНО.» (Терри Пратчетт. Мор, ученик Смерти)

Психология за последние годы, как мне кажется, тихо заняла то место, где раньше стояла религия. Мы говорим про границы, абьюз, травмы или неврозы так, как когда-то говорили про грех, совесть, демонов и судьбу. Однако, в отличие от религии, она автоматически получает кредит доверия как что-то научное и доказательное. Но так ли это на самом деле? В этом эпизоде я предлагаю аккуратно и последовательно посмотреть на психологию со стороны: что это вообще за зверь по своему онтологическому статусу — наука, культурный миф, новая религия или что-то между этими? Насколько эта дисциплина подходит под различные определения религий? Как меняется наша жизнь, когда мы начинаем верить в психологические концепции так же всерьёз, как когда-то верили в богов? И что с этим всем делать… Размышляем об этих вопросах в новом выпуске.

Что общего между дзен-буддизмом, континентальной философией и размышлениями искусственного интеллекта из вселенной «Гипериона»? На первый взгляд — ничего. Но когда машинный разум начинает использовать древние восточные коаны для передачи своих мыслей о божественном, возникает весьма интересные идеи о пределах языка и познания. Можно ли передать словами то, что лежит за пределами оных? Почему Юнг считал способность выдерживать напряжение противоположностей мерой взрослости? Что происходит, когда рациональный разум, не важно человеческий или искусственный, достигает края и почему для преодоления этой границы необходимо нечто большее, чем чистый интеллект? Размышляем об этих вопросах в новом выпуске.

Когда-то 2+2 всегда равнялось четырём, Земля была однозначно круглой (ну или геоидом или эллипсоидом вращения), а не «бывают разные точки зрения на обозначенные вопросы»? В эпоху методологического плюрализма даже произносить слово «правда» становится несколько неловкость — дескать, а чья правда-то? И пока мы спорим о множественности истин, кто-то успешно использует эту неопределённость в своих целях. В новом эпизоде возвращаемся ко вселенной Гипериона, но на этот раз — с другой стороны. Если в прошлом эпизоде мы говорили о дионисийском начале и Мартине Силене, то сегодня поговорим об аполлоническом — о разуме, логике и критическом мышлении. О том, как Мейна Гладстоун, руководитель человечества в той Вселенной, смогла раскрыть многовековую ложь именно благодаря готовности задавать неудобные вопросы и проверять, а не доверять, и почему эта история актуальна не только в далёком будущем, но и здесь и сейчас. Почему многие тексты и источники сейчас стали похожи на тексты Шрёдингера — они вроде бы и есть, но когда их начинаешь проверять, их вроде бы уже и нет? Как получилось, что мы добровольно превращаемся в источник входных данных для больших языковых моделей и искусственного интеллекта. Обсуждаем эти вопросы в новом эпизоде подкаста.

Извечное противостояние разума и страсти приобретает особую остроту в нашу эпоху тотальной рационализации и алгоритмизации жизни. История поэта Мартина Силена из романа Дэна Симмонса «Гиперион» становится зеркалом, в котором отражаются наши собственные страхи и противоречия. Может ли человек с словарным запасом из девяти непристойных слов не только выживать, но и создавать поэзию? Ирония в том, что в мире будущего, переполненном информационным шумом, этого оказывается более чем достаточно, как, впрочем, и в наше время… И как связаны творческий процесс и близость смерти? Разбираем парадоксы творчества через призму научной фантастики и находим неожиданные параллели с современностью.

В романе Дэна Симмонса «Гиперион» каждый из семи паломников имеет свою историю к загадочным Гробницам Времени. Один из них — учёный и философ Сол Вайнтрауб, чей нарратив удивительным образом перекликается с одной из самых сложных и неоднозначных библейских историй — жертвоприношением Авраама. Что происходит, когда древний миф о вере и покорности сталкивается с реальностью далёкого будущего? Как современный человек может ответить на вопрос, который тысячелетиями мучил теологов и философов? И что важнее — рациональные принципы или иррациональная любовь? В этом эпизоде мы исследуем, как научная фантастика переосмысляет вечные вопросы веры, как философия Кьеркегора о «прыжке веры» вновь становится актуальной в мире Гипериона и почему каждое поколение должно найти свой собственный ответ Аврааму. "— Но ведь есть великие дела, за которые стоит отдать жизнь. — Нет таких дел, потому что жизнь у тебя одна, а великих дел — как собак нерезаных. — О боги! Да как же можно жить с такой философией? — Долго." (Терри Пратчетт. Патриот)

Дивный новый мир подарил человечеству невиданные ранее блага и возможности, однако, быть может, мы потеряли что-то важное по дороге. Парадокс нашего времени заключается в том, что чем больше у нас возможностей, тем меньше мы способны ими воспользоваться. Чем доступнее информация, тем сложнее отличить истину от манипуляции. Почему простой разговор превратился в хождение по минному полю? Откуда взялись все эти «красные флаги», которые мы видим в каждом? Как получилось, что поколение, имеющее доступ ко всем знаниям мира, не может прочитать и осмыслить простой текст? И что происходит с человеком, когда алгоритмы знают его лучше, чем он сам себя? Размышляем о том, почему критическое мышление стало вопросом выживания личности, и достаточно ли одной рациональности (спойлер: нет), чтобы остаться человеком в эпоху победившего разума.

Когда мы говорим о времени, то обычно представляем его как стрелу, летящую из прошлого в будущее. Но что, если эта привычная модель — всего лишь удобная иллюзия нашего сознания? В тетралогии «Гипериона» Дэна Симмонса гробницы времени движутся в обратном направлении, бросая вызов нашим представлениям о причинности. Может ли будущее определять прошлое? Как и почему семь совершенно разных паломников оказались связаны единой судьбой? Разбираем, как идея холизма раскрывается через структуру шкатулочного романа, почему современному человеку приходится давать не один, а множество ответов на главный вопрос жизни, Вселенной и всего такого и как нелинейность времени меняет наше понимание причинно-следственных связей.

С этого эпизода мы начинаем цикл, посвящённый "Гипериону" — роману Дэна Симмонса, в котором количество идей на единицу текста просто зашкаливает. И начнём мы с концепции полинарративности и полифонии — явления, ставшего знаковым для литературы XX века и нашедшего блестящее воплощение в этом произведении. Что это такое? Почему эти концепции стали актуальными в XX–XXI веках? Из-за чего современный человек больше не доверяет большим метанарративам? Как полифонический роман связан с идеями Юнга о личности? Обсуждаем в новом эпизоде подкаста.

Какое произведение можно назвать главным для XX века? Этот вопрос заставляет задуматься о самой природе прошедшего столетия — эпохи, когда рухнули прежние основания, а поиск новых смыслов стал определяющей чертой времени. От «Мастера и Маргариты» до «Властелина колец», от психоанализа Фрейда до экзистенциализма — каждое великое произведение века отражает лишь часть сложной мозаики пост-христианской эпохи. Почему «Властелин колец», несмотря на массовую популярность, не может претендовать на роль главного текста века? Какими качествами должно обладать произведение, способное выразить дух времени после «смерти Бога»? Может ли отсутствие единого определяющего произведения само по себе быть главной характеристикой эпохи плюрализма? И что это говорит нам о природе человеческого поиска смысла в мире без границ? Обсуждаем эти вопросы в новом эпизоде подкаста.